Железная хватка «мягкой силы» (окончание)
Mar. 8th, 2013 08:48 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
maximus67Сетевые технологии как ресурс МС
Развитие и значение мягкосиловых технологий во многом обусловлено научно-техническим прогрессом, благодаря которому современный человек погружается в киберпространство. В его границах разумная деятельность индивида становится определяющим фактором развития. Дигитализация (перевод информации в цифровую форму) всех сторон жизни и стремительное развитие сетевых электронных технологий способствуют созданию новой информационной парадигмы. При этом существенным оказывается следующее противоречие — информационные технологии развиваются значительно быстрее, чем происходит адаптация людей к ним, что обусловлено их физиологическими и психологическими особенностями. В результате осознание истинной роли новых технологий в формировании информационного, а значит, социального и политического пространств, приходит к людям с опозданием, и homo digitalis оказывается беззащитным перед хозяевами информационных технологий.
Стратегически же мыслящие политики должны понимать истинную природу и направленность той или иной технологической новинки. Именно поэтому необходимо знать, что сетевые технологии, будучи одним из важнейший ресурсов «мягкой силы», стали самым значимым в ХХI веке инструментом борьбы за власть и влияние. Оценка роли и значения соцсетей в формировании настроения масс, в их экзальтации и организации позволяет утверждать, что, во-первых, социальные сети — это когнитивная технология; во-вторых — организационное оружие, а в-третьих — бизнес-продукт. Одним из первых в России на это обратил внимание И.Ю. Сундиев. Оставив в стороне вопросы бизнеса, обратим более пристальное внимание на первые две характеристики.
Под когнитивными или познавательными принято понимать информационные технологии, описывающие основные мыслительные процессы человека. Они являются одним из наиболее «интеллектуальных» разделов теории искусственного интеллекта. В отличие от фундаментального принципа западного рационализма, сформулированного Декартом в «Рассуждении о методе» (1637 год), — «мыслю, следовательно, существую» (cogito ergo sum) — сегодня к понятию когнитивного относятся не только процессы мышления, но и любые формы взаимодействия человека и среды, основанные на построении образа ситуации. В современном мире известное утверждение «Кто владеет информацией — тот правит миром» уступило место принципу когнитологии: «Кто умеет систематизировать информацию и из нее получать знания, тот правит миром».
Истоки когнитивных знаний, согласно которым мозг рассматривается как устройство обработки информации, были заложены еще во второй половине ХIХ века в работах У. Джеймса и Г.Л.Ф. фон Гельмгольца. Однако лишь в 1960-е годы на факультете прикладной психологии Кембриджского университета, возглавляемого Ф. Бартлеттом, удалось организовать проведение широкого спектра работ в области когнитивного моделирования. Хотя еще в 1943 году ученик и последователь Бартлетта К. Крэг в своей книге The Nature of Explanation («Природа объяснения») привел весомые доводы в пользу научного изучения таких «мыслительных» процессов, как убеждение и постановка цели. Уже тогда Крэг обозначил три этапа деятельности агента, основанной на знаниях. Во-первых, действующий стимул должен быть преобразован во внутреннее представление. Во-вторых, с этим представлением должны быть выполнены манипуляции с помощью познавательных процессов для выработки новых внутренних представлений. В-третьих, они должны быть, в свою очередь, снова преобразованы в действия.
Современные когнитивные технологии как усовершенствованные крэговские установки — это способы трансформации свойств и качеств человека, его поведения за счет либо модификации психофизиологических параметров организма, либо включения индивида в гибридные (человеко-машинные) системы. Отдельное направление представляют когнитивные технологии, меняющие социальное поведение. Надо сказать, что информационные и когнитивные технологии изначально развивались, взаимно дополняя друг друга, создавая задел для нового технологического уклада, в котором объектом и субъектом преобразования становится человек. Бурное развитие биотехнологий в конце ХХ века, появление нанотехнологий привело к рождению NBIC-конвергенции (по первым буквам: N — нано, B — био, I — инфо, C — когно). Как отмечает И.Ю. Сундиев, к настоящему моменту NBIC-конвергенция уже затронула все области человеческой жизнедеятельности, прямо или косвенно определяя характер, способы и динамику социальных взаимодействий. Благодаря облачным вычислениям, робототехнике, беспроводной связи 3G и 4G, Skype, Facebook, Google, LinkedIn, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в интернет социум стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаимозависимым, прозрачным в полном смысле этого слова. Особую роль NBICконвергенция сыграла в появлении новых форм и методов совершения преступлений, а также изменила взгляды на военную стратегию. Доминирующими стали «стратегия непрямых действий» и «стратегия безлидерного сопротивления», опирающиеся на сетевые структуры, создаваемые среди населения потенциального противника. Именно на этом были основаны все, начиная с белградской ≪революции≫ 2000 года, политические перевороты ХХI века.
Существенным ≪достижением≫ когнитивных технологий является разработка смарт-форм пресоциализации — добровольноигрового неосознаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, статусов и позиций. Смарт-формы упакованы, завернуты в контркультурную оболочку безобидной игрыприкола и выступают как способы новой консолидации людей. Наиболее известны среди смартформ флэшмобы. Дословный перевод выражения fl ashmob на русский язык — ≪мгновенная толпа≫, хотя правильнее это понимать как ≪умная толпа≫, т.е. толпа, имеющая цель и четко следующая заранее подготовленному сценарию. Собственно, это уже и не толпа.
В 2002 году в книге ≪Умная толпа≫ (Smart Mobs) специалист по культурным, социальным и политическим импликациям в медиасферу современности Г. Рейнгольд не только подробно описал флэшмоб, придавая особое значение новому способу организации социальных связей, структур, но фактически предвосхитил и описал волну новых социальных революций. Он полагал, что флэш-акции (смартмобы) столь мобильны благодаря тому, что их участники используют современные средства коммуникации для самоорганизации. Считается, что идея организовать флэшмоб с использованием интернета как организационного ресурса пришла создателю первого сайта для форматирования подобных акций FlockSmart.com Р. Зазуэта после знакомства с творчеством Рейнгольда. Сегодня флэшмобы используются довольно широко и формируют совершенно особую реальность.
Дело в том, что флэшмобы являются механизмом формирования конкретного поведения в данный момент в данном пространстве. Управляемость ≪умной толпы≫ достигается за счет следующих базовых принципов организации. Во-первых, акция заранее готовится через официальные интернет-сайты, где моберы разрабатывают, предлагают и обсуждают сценарии для акций.
Во-вторых, акция начинается одновременно всеми участниками, но призвана выглядеть как спонтанная —участники должны делать вид, что не знают друг друга. Для этого согласовывается время или назначается специальный человек (маяк), который подает всем сигнал к началу акции. В-третьих, участники акции все делают с самым серьезным видом: флэшмоб должен вызывать недоумение, но не смех. В-четвертых, акции должны быть регулярными, иметь абсурдный характер и не поддаваться логическому объяснению.
При этом флэшмоб — совершенно добровольное занятие. Но самое главное, что все участники флэшмоба не знают и не должны знать истинной причины организации той или иной акции. Важнейший смысл смартмоба как ≪новой социальной революции≫ заключается в том, что подобные акции формируют модели необдуманного, навязанного ≪маяком≫, поведения больших масс людей. В момент флэшмобов происходит спектаклизация реальности, индивид утрачивает собственно индивидуальность, превращаясь в легко управляемый винтик социальной машины.
Роль соцсетей не ограничивается формированием смарттолпы. Существенное влияние они оказали на общественное сознание в период политических кризисов, в ряде случаев закончившихся сменой политических режимов. Так, везде, где происходили события ≪арабской весны≫, для привлечения союзников протестующие использовали новые интернет-приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпространства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились миллионы. Однако в действительности число реально протестующих и протестующих в Сети отличаются многократно. Достигается это с помощью специальных программ.
В частности, за год до ≪арабской весны≫, в 2010 году, правительство США заключило договор с компанией HB Gary Federal на разработку компьютерной программы, которая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в соцсетях для манипулирования и влияния на общественное мнение по спорным вопросам, продвигая нужную точку зрения. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мнением, чтобы находить опасные точки зрения.
Еще раньше ВВС США заказали разработку Persona Management Software, которую можно использовать для создания и управления фиктивными аккаунтами на сайтах социальных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто существует общепринятое мнение по спорным вопросам. В июне 2010 года программа была запущена.
Фактически сегодня активно внедряются новые технологии социальной инженерии, создающие неведомые ранее модели принятия решений, изменяющие когнитивный базис современного человека. А интернет, будучи планетарной информационной магистралью, превращает такие проекты, как WikiLeaks, Facebook и Twitter, в инструмент борьбы за влияние и конкретно смены политических режимов в странах-мишенях. При помощи интернет-технологий происходит, словами А. Грамши, «молекулярная агрессия в культурное ядро» конкретного режима, разрушается основа национального согласия, накаляется до предела ситуация внутри страны и в ее окружении. И все это укладывается в концепцию «мягкой силы».
Конечно, социальные сети сами по себе не продуцируют «вирус революции», но являются прекрасным каналом его распространения. Возьмем, к примеру, Twitter. Это, собственно, не социальная сеть, скорее социальный медиасервис. Причина, по которой Twitter можно рассматривать как инструмент разогрева общественного мнения, сокрыта в его интерфейсе. Благодаря конструкции этого коммуникативного канала пользователь оказывается в потоке однотипных сообщений, в том числе «закольцованных», повторяющихся при помощи так называемых «ретвиттов» в режиме нон-стоп. Кроме того, Twitter формирует деградантный язык «словесных жестов».
На иных принципах работает Facebook, насчитывающий около одного миллиарда пользователей. Эта сеть стала самым значимым сетевым инструментом «мягкой силы» вообще и политических переворотов 2011–2012 годов. В результате у пользователей возникает ощущение значимости происходящих событий и мгновенной его включенности в этот процесс. Более того, создается впечатление, что от позиции, реакции конкретного субъекта зависит развитие ситуации. Условно, если именно я выйду на площадь или хотя бы виртуально присоединюсь к протесту, то ненавистный диктатор будет повержен.
Оценивая значение Facebook в «мягкой силе» Запада, важно помнить, что пользователи этого ресурса — самая активная часть населения любой страны, к тому же активно включенная в контекст информации определенной направленности (как правило, это критическая оценка существующего режима). Однако не во всех странах Facebook овладел массами. В России Facebook, достигший к концу 2012 года планки 7,5 млн участников, что составляет 5,36% населения, — не самая популярная сетевая площадка. Лидирующие позиции в РФ и ряде стран постсоветского пространства занимают сети «ВКонтакте» (более 190 млн) и «Одноклассники» (более 148 млн). Если же судить по счетчику на сайте, то активных пользователей (тех, кто ежедневно заходит в сеть) сервиса «ВКонтакте» насчитывается 41 млн.
Анализ работы социальных сетей позволяет выстроить их своеобразную иерархию как по степени воздействия, так и по технологической применимости. На вершине сетевой пирамиды может быть размещен интеллектуальный портал для самых продвинутых и креативных пользователей — LiveJournal (Живой Журнал). Это место «высокого» общения, самоутверждения, либо же так называемого троллинга — размещения материалов с целью вызвать конфликт, спровоцировать на какие-то оценки и даже поступки. По воздействию на общественное мнение ЖЖ технологически применим практически так же, как классические СМИ. Другое дело Facebook, который занимает срединное или центральное место в сетевой иерархии, охватывая многомиллионные аудитории. В России эту нишу занимает «ВКонтакте». Затем уже следует Twitter.
Социальные сети выполняют сегодня не столько роль площадки для общения, сколько детонатора информационного взрыва, способного распространять данные по всему миру за считанные секунды, ускоряя тем самым ход той или иной операции. Это вовсе не означает, что телевидение и радио теряют популярность. В современных условиях происходит симбиоз крупнейших телевизионных гигантов с такими сетями, как WikiLeaks, Facebook, Twitter, YouTube, усиливающий в конечном итоге эффект информационных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов.
Итак, сетевые структуры — важнейший инструмент «мягкой силы», созданный для решения как минимум трех задач, причем в глобальном масштабе. Первая — формирование новых смыслов, смыслов, задаваемых «оператором», «маяком». Если эту задачу удается решить, то никакое военное вмешательство не понадобится.
Вторая задача заключается в организации оперативного контроля над деятельностью групп и отдельных лиц. Третья задача — создание механизма формирования и манипуляции поведением в конкретных ситуациях, а также привлечение к решению задач людей, которые этих задач не понимают и не должны этого понимать.
Таким образом, набирая многомиллионные аудитории, социальные сети превратились в когнитивное, информационное и организационное оружие. Как в свое время заметил выдающийся советский ученый П. Капица, «средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения». Это в полной мере относится к соцсетям как средству реализации мягкой силовой стратегии.
НПО как средство давления
Глобализация создала уникальные условия для мягкосилового давления внутри конкретной страны. Этим непосредственно занимаются такие агенты МС, как различные фонды и иные так называемые неправительственные организации.
Например, Национальный фонд поддержки демократии (NED), основанный в 1993 году, позиционирует себя как частную некоммерческую организацию, деятельность которой направлена на развитие и укрепление демократических институтов по всему миру. При этом фонд был создан совместно Республиканской и Демократической партиями. Руководство его деятельностью осуществляется советом, в состав которого входит пропорциональное количество представителей обеих партий. Более того, на официальном сайте зафиксировано, что деятельность фонда «контролируется на разных уровнях со стороны конгресса США, Государственного департамента и независимого финансового аудита». Ежегодно NED выплачивает более 1000 грантов на поддержку проектов НПО в более чем 90 странах. Еще одной структурой, реализующей концепцию американской «мягкой силы», является Национальный институт демократии (NDI), созданный в 1993 году под патронажем Демократической партии США. Финансирование института, председателем которого в данный момент является экс-госсекретарь М. Олбрайт, также осуществляется федеральным правительством, различными международными агентствами развития и частными фондами. В рамках своей миссии «NDI оказывает практическую помощь общественным и политическим деятелям, продвигающим демократические ценности, практики и институты. NDI работает с демократами в каждом регионе мира и помогает в создании политических и общественных организаций, в обеспечении честных выборов и в продвижении гражданского участия, открытости и ответственности в правительствах». В настоящий момент эта «помощь» осуществляется в 125 странах.
Агентство США по международному развитию (USAID) было создано по распоряжению Дж. Кеннеди в 1961 году и позиционирует себя (цитирую официальный сайт агентства) как «независимое агентство федерального правительства США. Отвечает за невоенную помощь США другим странам. Администратор агентства и его заместитель назначаются президентом США с согласия сената и действуют в координации с Государственным секретарем США. Агентство работает более чем в 100 странах мира. На финансирование программ этой организации ежегодно выделяется около 1% федерального бюджета США». Осталась ли у кого-нибудь после прочтения этой информации убежденность в том, что USAID — неправительственная организация?
Среди иных структур soft power, так или иначе занимающихся «продвижением демократии», а реально — формированием образа «привлекательной» власти США, следует назвать RANDCorporation, Институт Санта-Фе, Дом Свободы, фонды Форда, Макартуров, Карнеги и др. А также Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарвардском университете, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, Оксфордский институт интернета, Альянс молодежных движений, школы права Колумбийского и Йельского университетов, Институт Альберта Эйнштейна, созданный, пожалуй, самым известным идеологом ненасильственного сопротивления Джином Шарпом в 1983 году.
Из последних конкретных результатов деятельности агентов американской «мягкой силы» следует вспомнить так называемую «арабскую весну». Сегодня уже широко известно, что оппозиционное «Движение 6 апреля» в Египте поддерживалось такими международными организационно-информационными ресурсами, как сеть GlobalVoices, финансируемая фондами Форда и Макартуров, «Открытым обществом» Дж. Сороса, а также производителями и дистрибьюторами IT. Именно через GlobalVoices, регулярно проводившей международные конференции и рабочие встречи, распределялись средства на профильные общественные структуры — «Врачи за перемены», «Журналисты за перемены», «Рабочие за перемены» и др. По отдельным каналам оказывали помощь объединениям юристов, женским организациям, а также структурам национальных меньшинств. Целевую поддержку получали также редакции изданий, прежде всего политических сайтов, таких как «Аль-Масриаль-Юм», а на международном уровне — «Аль-Джазира». Даже отдельные интеллектуалы, преимущественно из сферы СМИ — мастера фельетонного и карикатурного жанра. Как следует из материалов WikiLeaks, опубликованных 29 января 2011 года, уже после восстания на площади Тахрир, посол США в Египте Маргарет Скоби в своих донесениях еще в декабре 2008 года упоминала о «Движении 6 апреля», которому предстояло быть одним из основных организаторов акций протеста, а один из египетских оппозиционеров — топ-менеджер Google Ваил Гоним — был отправлен на организованный Госдепом США семинар молодых активистов по фальшивому паспорту.
По некоторым данным, на тот момент группа «6 апреля» в социальной сети Facebook уже насчитывала 70 тыс. человек, преимущественно из образованной молодежи. Особый акцент был сделан на работе с коптским меньшинством. Как и в Судане, христианское меньшинство в Египте с начала 1980-х патронировалось специально созданными для этого организациями — Интернационалом христианской солидарности (CSI) и фондом PaxChristi. Таким образом, можно утверждать, что США в полной мере задействовали ресурсы «мягкой силы» для осуществления смены режима в Египте и в других странах Северной Африки и Ближнего Востока. Прав оказался Дж. Шарп, «мирный переворот не терпит импровизаций». Так, переворот в Тунисе во многом стал результатом длительной подготовительной работы Центра прикладных ненасильственных акций и стратегий CANVAS (The Center for Applied Non-Violent Action and Strategies).
Основанный в 2003 году в Белграде на базе движения «Отпор» — главной публичной силы белградской «революции», CANVAS занимается реализацией методик Дж. Шарпа. Члены организации также участвуют в семинарах, финансируемых ОБСЕ и ООН. Сотрудничая с «Домом Свободы», который, в свою очередь, поддерживается Национальным фондом за демократию, CANVAS подготовил к 2011 году активистов более чем из 50 стран мира, в том числе из Зимбабве, Туниса, Ливана, Египта, Ирана, Грузии, Украины, Белоруссии, Киргизии и даже Северной Кореи.
Важно, что программа обучения была построена на вытеснении национальных правительств из процесса формирования мнения слушателей, которые должны были погружаться в информпотоки, идущие только из мировых (читай, западных) СМИ и соцсетей. Кстати, Тунис, запустивший «революционную волну» в 2011 году, перекинувшуюся затем на Египет и другие страны Северной Африки и Ближнего Востока, еще двадцатью годами ранее стал первой арабской и африканской страной, подключившейся к Сети, а к началу революции по уровню развития мобильной телефонии из стран мусульманского мира уступал лишь Турции.
В связи с этим справедливо полагать, что публикации на сайте WikiLeaks материалов, компрометирующих семью тунисского президента З. Бен Али, послужили детонатором общественного недовольства. Экзальтация даже лояльных власти тунисцев была достигнута трансляцией по сетям самосожжения Мохаммеда Буазизи. Здесь необходимо отметить, что зрелище — особо важный технологический прием «мягкой силы». Он продуцирует коллективное чувство — синтонию, формирующее новое качество отношений между объектами воздействия, то есть зрителями. Кроме того, ролевое зрелище (например, театр, кино, акты самосожжения, передаваемые по социальным сетям) дополняет синтонию самоидентификацией с героем или усвоение страсти героя. В результате завороженность конкретным действием может изменить восприятие реальности. К тому же развитие современных технологий позволяет серьезным образом усилить эффект невротической синтонии, повысить внушаемость.
Современные средства коммуникации стали одними из важнейших средств подготовки и осуществления политических переворотов в арабском мире, прежде всего, в силу того, что позволили активизировать зрелищную сигнальную семантику. Так, YouTube, который является третьим по количеству посетителей сайтом в мире (ежедневное количество просмотров достигает 4 млрд), позволяет мгновенно распространять по мобильной связи подлинные, ретушированные или просто созданные видеосюжеты, возбуждающие в сенсибилизированном обществе генерализованные реакции ужаса, переходящего в яростное неприятие заведомо указанного виновника. Как правило, это политический лидер, члены правящей партии.
Очень четко показал роль сетей в событиях «арабской весны» издатель сайта MetaActivism Мэри С. Джойс. Акты самосожжения — это «наглядно, и это шокирует… Что сделало истории Буазизи, Саида и аль-Хатиба резонансными? Их необыкновенная брутальность, причем видимая на фотоснимках и видео сразу после происшедшего. Это произвело висцеральный (то есть до ощущений во внутренних органах. — Прим. авт.) эмоциональный эффект. Увидеть эти картинки куда более чувствительно, чем о них услышать, и уже испытываемый гнев против режима достигает лихорадочной амплитуды». Не вдаваясь в детальный анализ событий «арабской весны» — об этом уже написано немало, — отмечу, что после событий 9/11 США мобилизовали огромные финансовые ресурсы для активизации своего мягкосилового давления. Для чего создали порядка 350 (с каким размахом работают!) новых различных программ в области образования, культуры и информации для продвижения демократии и создания прослойки граждан в арабских странах, ориентированных на ценности и политику США. Все программы были объединены в масштабный проект под названием «Инициатива поддержки партнерства на Ближнем Востоке», который курировался Госдепом США.
В 2002 году Госдепартамент четко обозначил цель данного проекта — осуществить «демократические преобразования» в таких странах региона, как Алжир, Бахрейн, Египет, Иордания, Кувейт, Ливан, Марокко, Оман, Катар, Саудовская Аравия, Тунис, ОАЭ, Палестинские территории, Иран, Ирак и Ливия. Эти преобразования предполагалось запустить при помощи мягкосиловых проектов, направленных на (1) изменение политического строя через создание партий, подготовку альтернативных политиков, эмансипацию женщин и формирование лояльной и демократически настроенной молодежи; (2) изменение экономического климата путем создания слоя бизнесменов и юристов, получивших «западное образование», а также изменения законодательства стран; (3) реформирование всей системы образования посредством расширения доступа женщин к образованию, ревизии учебных планов и обеспечения школ и университетов американскими учебниками.
В реализации этих проектов было апробировано принципиальное новшество — США впервые изменили целевую аудиторию программ обучения. Теперь вместо действующей элиты, военных и диссидентствующей интеллигенции правительство США стало обучать молодежь до 25 лет и женщин. Кроме этого, Госдеп модифицировал тактику продвижения «мягкой силы». Вместо поддержки политических режимов и армии Вашингтон стал создавать альтернативные партии, некоммерческие организации, реформировать системы образования.
В результате всего за десять лет осуществления такой стратегии произошло, во-первых, значительное увеличение числа арабского населения, прошедшего политическое обучение в США либо по американским методикам у себя на родине. Если в конце 2000 года тысячи граждан вовлекались в программы обменов или обучения, то уже в 2004–2009 годах — сотни тысяч. Так, только из Египта в 1998 году США пригласили на обучение по программам в области развития демократии около 3300 человек, в 2007 году — их уже было 47 300 человек, а в 2008-м — 148 700 человек.
Во-вторых, Госдепу удалось «обработать» молодежь, представляющую не самые обеспеченные слои общества и лишенную возможности получить образование. Эти группы молодежи — так называемые under served youth, или молодежь группы риска — имели высокие шансы стать членами террористических группировок. Отучившись в специальных школах по обучению «основам демократии и гражданского общества», изучив политические технологии и основы протестного движения, они стали ударным отрядом «демократических преобразований» и лишь ждали часа «Х».
В-третьих, это создание целой серии информационных программ. Начиная с 2002–2004 годов на деньги правительства США и его союзников было создано порядка десяти новых радиостанций и телеканалов. Наиболее известные среди них — каналы «Сава», «Фарда», «Свободный Ирак», «Голос Америки на курдском языке», «Сеть персидских новостей» и др. Большинство из них появилось в странах Ближнего Востока. Самый масштабный — это телеканал «Альхурра», который охватывает все страны Северной Африки и Ближнего Востока. Будучи крайне политизированным каналом, «Альхурра» сумела привлечь внимание молодежи посредством таких передач, как «Час демократии», «Мнения женщин» и т.д.
Особое внимание было обращено на подготовку блогерактивистов. Например, только на базе юридической школы Колумбийского университета перед организаторами будущих акций проводили «презентации» ключевые сотрудники из команды Обамы, обеспечившие его избрание. Еще одной структурой, отвечавшей за подготовку оппозиционеров, был Alliance for Youth Movements, также финансируемый Госдепом США. Кроме того, в разработке сценариев революций и подготовке оппозиционного ядра принимали непосредственное участие: New America Foundation — соучредитель Global Voices и партнер Google, Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарварде, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, NEXACenter, Оксфордский институт интернета и другие. И это лишь вершина айсберга американской «мягкой силы».
Существуют ли антидоты западной «мягкой силы»? По сути, она представляет собой комплекс высокотехнологичных когнитивных и организационных приемов, которые используются для продвижения и реализации своих интересов. В современном мире любое государство, стремящееся сохранить себя и проводить национальные интересы за своими пределами, должно иметь в арсенале, во-первых, ряд инструментов, ограничивающих или сводящих к минимуму эффективность манипулятивного воздействия «мягкой силы» извне. Во-вторых, разработать собственную стратегию мягкосилового влияния. Эти инструменты можно назвать резистентными факторами, то есть вызывающими противодействие, защиту и борьбу объекта манипулирования за свою независимость, за свои интересы.
Прежде всего, такими факторами являются:
— образование — оно определяет каналы получения информации, а также уровень анализа и критичности; все получившие образование или гранты за рубежом могут рассматриваться как потенциальные носители ценностей страны-спонсора;
— идеология, повышающая негативное отношение и критичность к информации из альтернативных источников (при этом понижающая критичность к основному каналу). Например, сохранение внутренней стабильности и наличие иммунитета к политическим переворотам в Республике Беларусь во многом объяснятся особым вниманием к идеологии. Во всех госструктурах работают идеологические отделы; Академия управления при президенте РБ готовит идеологов и т.п.;
— социокультурная и религиозная идентичность, защищающая субъект манипулирования по тому же частичному принципу, что и идеология;
— социальный и политический опыт.
При этом следует помнить, что «мягкая сила», дополненная новейшими технологиями, позволяет довольно легко и быстро воздействовать на сознание людей, изменять историческую память, формировать новые смыслы. При этом сопротивление государства-мишени воздействию чуждых ценностей, информационной агрессии, психоисторическому вторжению подавляется с помощью таких форм МС, как «толерантность», «политическая корректность», «общечеловеческие ценности» и т.п. Сначала жертву лишают возможности сопротивляться, а затем, как заметил Дж. Агамбен, лишают статуса жертвы. МС чужой страны обезволивает государство и ослабляет его перед лицом «безлидерской» твиттер-революции (Тунис, Египет). Ну а там, где МС не срабатывает, появляются «демократизаторы» вовсе не мягкого типа (Ливия, Сирия).
Чужая, извне пришедшая «мягкая сила» успешна только там и тогда, где нет противодействия этому процессу, причем оно должно быть активным, наступательным. В сложившейся ситуации выход один — создавать и распространять антидот американской «мягкой силы». Причем работа эта облегчена уже тем, что концепцию разрабатывать не нужно. Необходимо лишь вложить в нее новые смыслы, ценности и цели, реализуя которые Россия сможет обеспечить не только собственные интересы, но и предложить современному миру альтернативный путь развития. И раз политическая воля проявлена, то дело за малым — выковать собственную мягкосиловую броню.
Развитие и значение мягкосиловых технологий во многом обусловлено научно-техническим прогрессом, благодаря которому современный человек погружается в киберпространство. В его границах разумная деятельность индивида становится определяющим фактором развития. Дигитализация (перевод информации в цифровую форму) всех сторон жизни и стремительное развитие сетевых электронных технологий способствуют созданию новой информационной парадигмы. При этом существенным оказывается следующее противоречие — информационные технологии развиваются значительно быстрее, чем происходит адаптация людей к ним, что обусловлено их физиологическими и психологическими особенностями. В результате осознание истинной роли новых технологий в формировании информационного, а значит, социального и политического пространств, приходит к людям с опозданием, и homo digitalis оказывается беззащитным перед хозяевами информационных технологий.
Под когнитивными или познавательными принято понимать информационные технологии, описывающие основные мыслительные процессы человека. Они являются одним из наиболее «интеллектуальных» разделов теории искусственного интеллекта. В отличие от фундаментального принципа западного рационализма, сформулированного Декартом в «Рассуждении о методе» (1637 год), — «мыслю, следовательно, существую» (cogito ergo sum) — сегодня к понятию когнитивного относятся не только процессы мышления, но и любые формы взаимодействия человека и среды, основанные на построении образа ситуации. В современном мире известное утверждение «Кто владеет информацией — тот правит миром» уступило место принципу когнитологии: «Кто умеет систематизировать информацию и из нее получать знания, тот правит миром».
Истоки когнитивных знаний, согласно которым мозг рассматривается как устройство обработки информации, были заложены еще во второй половине ХIХ века в работах У. Джеймса и Г.Л.Ф. фон Гельмгольца. Однако лишь в 1960-е годы на факультете прикладной психологии Кембриджского университета, возглавляемого Ф. Бартлеттом, удалось организовать проведение широкого спектра работ в области когнитивного моделирования. Хотя еще в 1943 году ученик и последователь Бартлетта К. Крэг в своей книге The Nature of Explanation («Природа объяснения») привел весомые доводы в пользу научного изучения таких «мыслительных» процессов, как убеждение и постановка цели. Уже тогда Крэг обозначил три этапа деятельности агента, основанной на знаниях. Во-первых, действующий стимул должен быть преобразован во внутреннее представление. Во-вторых, с этим представлением должны быть выполнены манипуляции с помощью познавательных процессов для выработки новых внутренних представлений. В-третьих, они должны быть, в свою очередь, снова преобразованы в действия.
Современные когнитивные технологии как усовершенствованные крэговские установки — это способы трансформации свойств и качеств человека, его поведения за счет либо модификации психофизиологических параметров организма, либо включения индивида в гибридные (человеко-машинные) системы. Отдельное направление представляют когнитивные технологии, меняющие социальное поведение. Надо сказать, что информационные и когнитивные технологии изначально развивались, взаимно дополняя друг друга, создавая задел для нового технологического уклада, в котором объектом и субъектом преобразования становится человек. Бурное развитие биотехнологий в конце ХХ века, появление нанотехнологий привело к рождению NBIC-конвергенции (по первым буквам: N — нано, B — био, I — инфо, C — когно). Как отмечает И.Ю. Сундиев, к настоящему моменту NBIC-конвергенция уже затронула все области человеческой жизнедеятельности, прямо или косвенно определяя характер, способы и динамику социальных взаимодействий. Благодаря облачным вычислениям, робототехнике, беспроводной связи 3G и 4G, Skype, Facebook, Google, LinkedIn, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в интернет социум стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаимозависимым, прозрачным в полном смысле этого слова. Особую роль NBICконвергенция сыграла в появлении новых форм и методов совершения преступлений, а также изменила взгляды на военную стратегию. Доминирующими стали «стратегия непрямых действий» и «стратегия безлидерного сопротивления», опирающиеся на сетевые структуры, создаваемые среди населения потенциального противника. Именно на этом были основаны все, начиная с белградской ≪революции≫ 2000 года, политические перевороты ХХI века.
Существенным ≪достижением≫ когнитивных технологий является разработка смарт-форм пресоциализации — добровольноигрового неосознаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, статусов и позиций. Смарт-формы упакованы, завернуты в контркультурную оболочку безобидной игрыприкола и выступают как способы новой консолидации людей. Наиболее известны среди смартформ флэшмобы. Дословный перевод выражения fl ashmob на русский язык — ≪мгновенная толпа≫, хотя правильнее это понимать как ≪умная толпа≫, т.е. толпа, имеющая цель и четко следующая заранее подготовленному сценарию. Собственно, это уже и не толпа.
В 2002 году в книге ≪Умная толпа≫ (Smart Mobs) специалист по культурным, социальным и политическим импликациям в медиасферу современности Г. Рейнгольд не только подробно описал флэшмоб, придавая особое значение новому способу организации социальных связей, структур, но фактически предвосхитил и описал волну новых социальных революций. Он полагал, что флэш-акции (смартмобы) столь мобильны благодаря тому, что их участники используют современные средства коммуникации для самоорганизации. Считается, что идея организовать флэшмоб с использованием интернета как организационного ресурса пришла создателю первого сайта для форматирования подобных акций FlockSmart.com Р. Зазуэта после знакомства с творчеством Рейнгольда. Сегодня флэшмобы используются довольно широко и формируют совершенно особую реальность.
Дело в том, что флэшмобы являются механизмом формирования конкретного поведения в данный момент в данном пространстве. Управляемость ≪умной толпы≫ достигается за счет следующих базовых принципов организации. Во-первых, акция заранее готовится через официальные интернет-сайты, где моберы разрабатывают, предлагают и обсуждают сценарии для акций.
Во-вторых, акция начинается одновременно всеми участниками, но призвана выглядеть как спонтанная —участники должны делать вид, что не знают друг друга. Для этого согласовывается время или назначается специальный человек (маяк), который подает всем сигнал к началу акции. В-третьих, участники акции все делают с самым серьезным видом: флэшмоб должен вызывать недоумение, но не смех. В-четвертых, акции должны быть регулярными, иметь абсурдный характер и не поддаваться логическому объяснению.
При этом флэшмоб — совершенно добровольное занятие. Но самое главное, что все участники флэшмоба не знают и не должны знать истинной причины организации той или иной акции. Важнейший смысл смартмоба как ≪новой социальной революции≫ заключается в том, что подобные акции формируют модели необдуманного, навязанного ≪маяком≫, поведения больших масс людей. В момент флэшмобов происходит спектаклизация реальности, индивид утрачивает собственно индивидуальность, превращаясь в легко управляемый винтик социальной машины.
Роль соцсетей не ограничивается формированием смарттолпы. Существенное влияние они оказали на общественное сознание в период политических кризисов, в ряде случаев закончившихся сменой политических режимов. Так, везде, где происходили события ≪арабской весны≫, для привлечения союзников протестующие использовали новые интернет-приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпространства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились миллионы. Однако в действительности число реально протестующих и протестующих в Сети отличаются многократно. Достигается это с помощью специальных программ.
В частности, за год до ≪арабской весны≫, в 2010 году, правительство США заключило договор с компанией HB Gary Federal на разработку компьютерной программы, которая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в соцсетях для манипулирования и влияния на общественное мнение по спорным вопросам, продвигая нужную точку зрения. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мнением, чтобы находить опасные точки зрения.
Еще раньше ВВС США заказали разработку Persona Management Software, которую можно использовать для создания и управления фиктивными аккаунтами на сайтах социальных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто существует общепринятое мнение по спорным вопросам. В июне 2010 года программа была запущена.
Фактически сегодня активно внедряются новые технологии социальной инженерии, создающие неведомые ранее модели принятия решений, изменяющие когнитивный базис современного человека. А интернет, будучи планетарной информационной магистралью, превращает такие проекты, как WikiLeaks, Facebook и Twitter, в инструмент борьбы за влияние и конкретно смены политических режимов в странах-мишенях. При помощи интернет-технологий происходит, словами А. Грамши, «молекулярная агрессия в культурное ядро» конкретного режима, разрушается основа национального согласия, накаляется до предела ситуация внутри страны и в ее окружении. И все это укладывается в концепцию «мягкой силы».
Конечно, социальные сети сами по себе не продуцируют «вирус революции», но являются прекрасным каналом его распространения. Возьмем, к примеру, Twitter. Это, собственно, не социальная сеть, скорее социальный медиасервис. Причина, по которой Twitter можно рассматривать как инструмент разогрева общественного мнения, сокрыта в его интерфейсе. Благодаря конструкции этого коммуникативного канала пользователь оказывается в потоке однотипных сообщений, в том числе «закольцованных», повторяющихся при помощи так называемых «ретвиттов» в режиме нон-стоп. Кроме того, Twitter формирует деградантный язык «словесных жестов».
На иных принципах работает Facebook, насчитывающий около одного миллиарда пользователей. Эта сеть стала самым значимым сетевым инструментом «мягкой силы» вообще и политических переворотов 2011–2012 годов. В результате у пользователей возникает ощущение значимости происходящих событий и мгновенной его включенности в этот процесс. Более того, создается впечатление, что от позиции, реакции конкретного субъекта зависит развитие ситуации. Условно, если именно я выйду на площадь или хотя бы виртуально присоединюсь к протесту, то ненавистный диктатор будет повержен.
Оценивая значение Facebook в «мягкой силе» Запада, важно помнить, что пользователи этого ресурса — самая активная часть населения любой страны, к тому же активно включенная в контекст информации определенной направленности (как правило, это критическая оценка существующего режима). Однако не во всех странах Facebook овладел массами. В России Facebook, достигший к концу 2012 года планки 7,5 млн участников, что составляет 5,36% населения, — не самая популярная сетевая площадка. Лидирующие позиции в РФ и ряде стран постсоветского пространства занимают сети «ВКонтакте» (более 190 млн) и «Одноклассники» (более 148 млн). Если же судить по счетчику на сайте, то активных пользователей (тех, кто ежедневно заходит в сеть) сервиса «ВКонтакте» насчитывается 41 млн.
Анализ работы социальных сетей позволяет выстроить их своеобразную иерархию как по степени воздействия, так и по технологической применимости. На вершине сетевой пирамиды может быть размещен интеллектуальный портал для самых продвинутых и креативных пользователей — LiveJournal (Живой Журнал). Это место «высокого» общения, самоутверждения, либо же так называемого троллинга — размещения материалов с целью вызвать конфликт, спровоцировать на какие-то оценки и даже поступки. По воздействию на общественное мнение ЖЖ технологически применим практически так же, как классические СМИ. Другое дело Facebook, который занимает срединное или центральное место в сетевой иерархии, охватывая многомиллионные аудитории. В России эту нишу занимает «ВКонтакте». Затем уже следует Twitter.
Социальные сети выполняют сегодня не столько роль площадки для общения, сколько детонатора информационного взрыва, способного распространять данные по всему миру за считанные секунды, ускоряя тем самым ход той или иной операции. Это вовсе не означает, что телевидение и радио теряют популярность. В современных условиях происходит симбиоз крупнейших телевизионных гигантов с такими сетями, как WikiLeaks, Facebook, Twitter, YouTube, усиливающий в конечном итоге эффект информационных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов.
Итак, сетевые структуры — важнейший инструмент «мягкой силы», созданный для решения как минимум трех задач, причем в глобальном масштабе. Первая — формирование новых смыслов, смыслов, задаваемых «оператором», «маяком». Если эту задачу удается решить, то никакое военное вмешательство не понадобится.
Вторая задача заключается в организации оперативного контроля над деятельностью групп и отдельных лиц. Третья задача — создание механизма формирования и манипуляции поведением в конкретных ситуациях, а также привлечение к решению задач людей, которые этих задач не понимают и не должны этого понимать.
Таким образом, набирая многомиллионные аудитории, социальные сети превратились в когнитивное, информационное и организационное оружие. Как в свое время заметил выдающийся советский ученый П. Капица, «средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения». Это в полной мере относится к соцсетям как средству реализации мягкой силовой стратегии.
Справка
Джозеф Сэмюэль Най. Выпускник Принстонского университета, докторант и преподаватель Гарварда. Его докторская диссертация была выдвинута на соискание премии Сесила Родса, известного апологета мирового господства Британии и англо-американского истеблишмента в целом, создателя алмазной империи DeBeers и действующей до сих пор закрытой структуры под названием «Группа» (или «Мы»). Кстати, согласно завещанию Родса, после его смерти в 1902 году около 3 млн фунтов (по тем временам колоссальная сумма) было передано на учреждение студенческих стипендий и профессорских грантов. При этом в завещании было оговорено, что стипендии предназначены для уроженцев европейских стран, США и британских колоний «с лидерскими наклонностями» в рамках программы воспитания президентов, премьер-министров и иных высокопоставленных деятелей, которым «предстоит управлять нациями и миром».
Джозеф Сэмюэль Най. Выпускник Принстонского университета, докторант и преподаватель Гарварда. Его докторская диссертация была выдвинута на соискание премии Сесила Родса, известного апологета мирового господства Британии и англо-американского истеблишмента в целом, создателя алмазной империи DeBeers и действующей до сих пор закрытой структуры под названием «Группа» (или «Мы»). Кстати, согласно завещанию Родса, после его смерти в 1902 году около 3 млн фунтов (по тем временам колоссальная сумма) было передано на учреждение студенческих стипендий и профессорских грантов. При этом в завещании было оговорено, что стипендии предназначены для уроженцев европейских стран, США и британских колоний «с лидерскими наклонностями» в рамках программы воспитания президентов, премьер-министров и иных высокопоставленных деятелей, которым «предстоит управлять нациями и миром».
НПО как средство давления
Глобализация создала уникальные условия для мягкосилового давления внутри конкретной страны. Этим непосредственно занимаются такие агенты МС, как различные фонды и иные так называемые неправительственные организации.
Например, Национальный фонд поддержки демократии (NED), основанный в 1993 году, позиционирует себя как частную некоммерческую организацию, деятельность которой направлена на развитие и укрепление демократических институтов по всему миру. При этом фонд был создан совместно Республиканской и Демократической партиями. Руководство его деятельностью осуществляется советом, в состав которого входит пропорциональное количество представителей обеих партий. Более того, на официальном сайте зафиксировано, что деятельность фонда «контролируется на разных уровнях со стороны конгресса США, Государственного департамента и независимого финансового аудита». Ежегодно NED выплачивает более 1000 грантов на поддержку проектов НПО в более чем 90 странах. Еще одной структурой, реализующей концепцию американской «мягкой силы», является Национальный институт демократии (NDI), созданный в 1993 году под патронажем Демократической партии США. Финансирование института, председателем которого в данный момент является экс-госсекретарь М. Олбрайт, также осуществляется федеральным правительством, различными международными агентствами развития и частными фондами. В рамках своей миссии «NDI оказывает практическую помощь общественным и политическим деятелям, продвигающим демократические ценности, практики и институты. NDI работает с демократами в каждом регионе мира и помогает в создании политических и общественных организаций, в обеспечении честных выборов и в продвижении гражданского участия, открытости и ответственности в правительствах». В настоящий момент эта «помощь» осуществляется в 125 странах.
Агентство США по международному развитию (USAID) было создано по распоряжению Дж. Кеннеди в 1961 году и позиционирует себя (цитирую официальный сайт агентства) как «независимое агентство федерального правительства США. Отвечает за невоенную помощь США другим странам. Администратор агентства и его заместитель назначаются президентом США с согласия сената и действуют в координации с Государственным секретарем США. Агентство работает более чем в 100 странах мира. На финансирование программ этой организации ежегодно выделяется около 1% федерального бюджета США». Осталась ли у кого-нибудь после прочтения этой информации убежденность в том, что USAID — неправительственная организация?
Среди иных структур soft power, так или иначе занимающихся «продвижением демократии», а реально — формированием образа «привлекательной» власти США, следует назвать RANDCorporation, Институт Санта-Фе, Дом Свободы, фонды Форда, Макартуров, Карнеги и др. А также Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарвардском университете, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, Оксфордский институт интернета, Альянс молодежных движений, школы права Колумбийского и Йельского университетов, Институт Альберта Эйнштейна, созданный, пожалуй, самым известным идеологом ненасильственного сопротивления Джином Шарпом в 1983 году.
Из последних конкретных результатов деятельности агентов американской «мягкой силы» следует вспомнить так называемую «арабскую весну». Сегодня уже широко известно, что оппозиционное «Движение 6 апреля» в Египте поддерживалось такими международными организационно-информационными ресурсами, как сеть GlobalVoices, финансируемая фондами Форда и Макартуров, «Открытым обществом» Дж. Сороса, а также производителями и дистрибьюторами IT. Именно через GlobalVoices, регулярно проводившей международные конференции и рабочие встречи, распределялись средства на профильные общественные структуры — «Врачи за перемены», «Журналисты за перемены», «Рабочие за перемены» и др. По отдельным каналам оказывали помощь объединениям юристов, женским организациям, а также структурам национальных меньшинств. Целевую поддержку получали также редакции изданий, прежде всего политических сайтов, таких как «Аль-Масриаль-Юм», а на международном уровне — «Аль-Джазира». Даже отдельные интеллектуалы, преимущественно из сферы СМИ — мастера фельетонного и карикатурного жанра. Как следует из материалов WikiLeaks, опубликованных 29 января 2011 года, уже после восстания на площади Тахрир, посол США в Египте Маргарет Скоби в своих донесениях еще в декабре 2008 года упоминала о «Движении 6 апреля», которому предстояло быть одним из основных организаторов акций протеста, а один из египетских оппозиционеров — топ-менеджер Google Ваил Гоним — был отправлен на организованный Госдепом США семинар молодых активистов по фальшивому паспорту.
По некоторым данным, на тот момент группа «6 апреля» в социальной сети Facebook уже насчитывала 70 тыс. человек, преимущественно из образованной молодежи. Особый акцент был сделан на работе с коптским меньшинством. Как и в Судане, христианское меньшинство в Египте с начала 1980-х патронировалось специально созданными для этого организациями — Интернационалом христианской солидарности (CSI) и фондом PaxChristi. Таким образом, можно утверждать, что США в полной мере задействовали ресурсы «мягкой силы» для осуществления смены режима в Египте и в других странах Северной Африки и Ближнего Востока. Прав оказался Дж. Шарп, «мирный переворот не терпит импровизаций». Так, переворот в Тунисе во многом стал результатом длительной подготовительной работы Центра прикладных ненасильственных акций и стратегий CANVAS (The Center for Applied Non-Violent Action and Strategies).
Основанный в 2003 году в Белграде на базе движения «Отпор» — главной публичной силы белградской «революции», CANVAS занимается реализацией методик Дж. Шарпа. Члены организации также участвуют в семинарах, финансируемых ОБСЕ и ООН. Сотрудничая с «Домом Свободы», который, в свою очередь, поддерживается Национальным фондом за демократию, CANVAS подготовил к 2011 году активистов более чем из 50 стран мира, в том числе из Зимбабве, Туниса, Ливана, Египта, Ирана, Грузии, Украины, Белоруссии, Киргизии и даже Северной Кореи.
Важно, что программа обучения была построена на вытеснении национальных правительств из процесса формирования мнения слушателей, которые должны были погружаться в информпотоки, идущие только из мировых (читай, западных) СМИ и соцсетей. Кстати, Тунис, запустивший «революционную волну» в 2011 году, перекинувшуюся затем на Египет и другие страны Северной Африки и Ближнего Востока, еще двадцатью годами ранее стал первой арабской и африканской страной, подключившейся к Сети, а к началу революции по уровню развития мобильной телефонии из стран мусульманского мира уступал лишь Турции.
В связи с этим справедливо полагать, что публикации на сайте WikiLeaks материалов, компрометирующих семью тунисского президента З. Бен Али, послужили детонатором общественного недовольства. Экзальтация даже лояльных власти тунисцев была достигнута трансляцией по сетям самосожжения Мохаммеда Буазизи. Здесь необходимо отметить, что зрелище — особо важный технологический прием «мягкой силы». Он продуцирует коллективное чувство — синтонию, формирующее новое качество отношений между объектами воздействия, то есть зрителями. Кроме того, ролевое зрелище (например, театр, кино, акты самосожжения, передаваемые по социальным сетям) дополняет синтонию самоидентификацией с героем или усвоение страсти героя. В результате завороженность конкретным действием может изменить восприятие реальности. К тому же развитие современных технологий позволяет серьезным образом усилить эффект невротической синтонии, повысить внушаемость.
Современные средства коммуникации стали одними из важнейших средств подготовки и осуществления политических переворотов в арабском мире, прежде всего, в силу того, что позволили активизировать зрелищную сигнальную семантику. Так, YouTube, который является третьим по количеству посетителей сайтом в мире (ежедневное количество просмотров достигает 4 млрд), позволяет мгновенно распространять по мобильной связи подлинные, ретушированные или просто созданные видеосюжеты, возбуждающие в сенсибилизированном обществе генерализованные реакции ужаса, переходящего в яростное неприятие заведомо указанного виновника. Как правило, это политический лидер, члены правящей партии.
Очень четко показал роль сетей в событиях «арабской весны» издатель сайта MetaActivism Мэри С. Джойс. Акты самосожжения — это «наглядно, и это шокирует… Что сделало истории Буазизи, Саида и аль-Хатиба резонансными? Их необыкновенная брутальность, причем видимая на фотоснимках и видео сразу после происшедшего. Это произвело висцеральный (то есть до ощущений во внутренних органах. — Прим. авт.) эмоциональный эффект. Увидеть эти картинки куда более чувствительно, чем о них услышать, и уже испытываемый гнев против режима достигает лихорадочной амплитуды». Не вдаваясь в детальный анализ событий «арабской весны» — об этом уже написано немало, — отмечу, что после событий 9/11 США мобилизовали огромные финансовые ресурсы для активизации своего мягкосилового давления. Для чего создали порядка 350 (с каким размахом работают!) новых различных программ в области образования, культуры и информации для продвижения демократии и создания прослойки граждан в арабских странах, ориентированных на ценности и политику США. Все программы были объединены в масштабный проект под названием «Инициатива поддержки партнерства на Ближнем Востоке», который курировался Госдепом США.
В 2002 году Госдепартамент четко обозначил цель данного проекта — осуществить «демократические преобразования» в таких странах региона, как Алжир, Бахрейн, Египет, Иордания, Кувейт, Ливан, Марокко, Оман, Катар, Саудовская Аравия, Тунис, ОАЭ, Палестинские территории, Иран, Ирак и Ливия. Эти преобразования предполагалось запустить при помощи мягкосиловых проектов, направленных на (1) изменение политического строя через создание партий, подготовку альтернативных политиков, эмансипацию женщин и формирование лояльной и демократически настроенной молодежи; (2) изменение экономического климата путем создания слоя бизнесменов и юристов, получивших «западное образование», а также изменения законодательства стран; (3) реформирование всей системы образования посредством расширения доступа женщин к образованию, ревизии учебных планов и обеспечения школ и университетов американскими учебниками.
В реализации этих проектов было апробировано принципиальное новшество — США впервые изменили целевую аудиторию программ обучения. Теперь вместо действующей элиты, военных и диссидентствующей интеллигенции правительство США стало обучать молодежь до 25 лет и женщин. Кроме этого, Госдеп модифицировал тактику продвижения «мягкой силы». Вместо поддержки политических режимов и армии Вашингтон стал создавать альтернативные партии, некоммерческие организации, реформировать системы образования.
В результате всего за десять лет осуществления такой стратегии произошло, во-первых, значительное увеличение числа арабского населения, прошедшего политическое обучение в США либо по американским методикам у себя на родине. Если в конце 2000 года тысячи граждан вовлекались в программы обменов или обучения, то уже в 2004–2009 годах — сотни тысяч. Так, только из Египта в 1998 году США пригласили на обучение по программам в области развития демократии около 3300 человек, в 2007 году — их уже было 47 300 человек, а в 2008-м — 148 700 человек.
Во-вторых, Госдепу удалось «обработать» молодежь, представляющую не самые обеспеченные слои общества и лишенную возможности получить образование. Эти группы молодежи — так называемые under served youth, или молодежь группы риска — имели высокие шансы стать членами террористических группировок. Отучившись в специальных школах по обучению «основам демократии и гражданского общества», изучив политические технологии и основы протестного движения, они стали ударным отрядом «демократических преобразований» и лишь ждали часа «Х».
В-третьих, это создание целой серии информационных программ. Начиная с 2002–2004 годов на деньги правительства США и его союзников было создано порядка десяти новых радиостанций и телеканалов. Наиболее известные среди них — каналы «Сава», «Фарда», «Свободный Ирак», «Голос Америки на курдском языке», «Сеть персидских новостей» и др. Большинство из них появилось в странах Ближнего Востока. Самый масштабный — это телеканал «Альхурра», который охватывает все страны Северной Африки и Ближнего Востока. Будучи крайне политизированным каналом, «Альхурра» сумела привлечь внимание молодежи посредством таких передач, как «Час демократии», «Мнения женщин» и т.д.
Особое внимание было обращено на подготовку блогерактивистов. Например, только на базе юридической школы Колумбийского университета перед организаторами будущих акций проводили «презентации» ключевые сотрудники из команды Обамы, обеспечившие его избрание. Еще одной структурой, отвечавшей за подготовку оппозиционеров, был Alliance for Youth Movements, также финансируемый Госдепом США. Кроме того, в разработке сценариев революций и подготовке оппозиционного ядра принимали непосредственное участие: New America Foundation — соучредитель Global Voices и партнер Google, Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарварде, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, NEXACenter, Оксфордский институт интернета и другие. И это лишь вершина айсберга американской «мягкой силы».
Существуют ли антидоты западной «мягкой силы»? По сути, она представляет собой комплекс высокотехнологичных когнитивных и организационных приемов, которые используются для продвижения и реализации своих интересов. В современном мире любое государство, стремящееся сохранить себя и проводить национальные интересы за своими пределами, должно иметь в арсенале, во-первых, ряд инструментов, ограничивающих или сводящих к минимуму эффективность манипулятивного воздействия «мягкой силы» извне. Во-вторых, разработать собственную стратегию мягкосилового влияния. Эти инструменты можно назвать резистентными факторами, то есть вызывающими противодействие, защиту и борьбу объекта манипулирования за свою независимость, за свои интересы.
Прежде всего, такими факторами являются:
— образование — оно определяет каналы получения информации, а также уровень анализа и критичности; все получившие образование или гранты за рубежом могут рассматриваться как потенциальные носители ценностей страны-спонсора;
— идеология, повышающая негативное отношение и критичность к информации из альтернативных источников (при этом понижающая критичность к основному каналу). Например, сохранение внутренней стабильности и наличие иммунитета к политическим переворотам в Республике Беларусь во многом объяснятся особым вниманием к идеологии. Во всех госструктурах работают идеологические отделы; Академия управления при президенте РБ готовит идеологов и т.п.;
— социокультурная и религиозная идентичность, защищающая субъект манипулирования по тому же частичному принципу, что и идеология;
— социальный и политический опыт.
При этом следует помнить, что «мягкая сила», дополненная новейшими технологиями, позволяет довольно легко и быстро воздействовать на сознание людей, изменять историческую память, формировать новые смыслы. При этом сопротивление государства-мишени воздействию чуждых ценностей, информационной агрессии, психоисторическому вторжению подавляется с помощью таких форм МС, как «толерантность», «политическая корректность», «общечеловеческие ценности» и т.п. Сначала жертву лишают возможности сопротивляться, а затем, как заметил Дж. Агамбен, лишают статуса жертвы. МС чужой страны обезволивает государство и ослабляет его перед лицом «безлидерской» твиттер-революции (Тунис, Египет). Ну а там, где МС не срабатывает, появляются «демократизаторы» вовсе не мягкого типа (Ливия, Сирия).
Чужая, извне пришедшая «мягкая сила» успешна только там и тогда, где нет противодействия этому процессу, причем оно должно быть активным, наступательным. В сложившейся ситуации выход один — создавать и распространять антидот американской «мягкой силы». Причем работа эта облегчена уже тем, что концепцию разрабатывать не нужно. Необходимо лишь вложить в нее новые смыслы, ценности и цели, реализуя которые Россия сможет обеспечить не только собственные интересы, но и предложить современному миру альтернативный путь развития. И раз политическая воля проявлена, то дело за малым — выковать собственную мягкосиловую броню.
Первоисточник http://www.odnako.org
