Фокус-группы технологий демонтажа (2)
Jan. 14th, 2013 10:10 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
maximus67Оригинал взят у ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
el_murid в Фокус-группы технологий демонтажа (2)
el_murid в Фокус-группы технологий демонтажа (2)«Этночужаки»
Вторая по значимости протестная фокус-группа мегаполисов — это, безусловно, некоренная популяция. Не просто «понаехавшие» жители провинции — а самые что ни на есть настоящие чужаки.
Причины их появления различны, но в целом их можно определить как две основные. В процессе перераспределения власти и собственности начала 90 этнические группы, как наиболее сплоченные и обладающие жесткой структурой традиционных связей и отношений, рекрутировали из родных мест «пехоту» для захвата наиболее лакомых мест и кусков оставшейся безхозной собственности. В результате криминальных войн 90 годов они сумели отвоевать свое место под солнцем — и стали составной частью действительности мегаполисов. Этнически состав крупнейших городов страны существенно изменился.
При этом в руки и под контроль «чужаков» перешли целые сектора и отрасли экономики мегаполисов — от финансовых институтов до торговли, связи, транспорта, строительства. Неизбежно эта группа вошла во власть — и стала ее частью. Как раз сращивание этой части с властью и делает ее относительно безопасной для устойчивости страны — им есть что терять. Любая война, любое перераспределение власти опасно для них — приобрести можно немногое, потерять можно всё. Это не отменяет спорадически вспыхивающих межэтнических конфликтов в этой среде — но в целом это больше криминальная проблема, чем политическая и социальная.
Однако есть и вторая группа «чужаков» - трудовые мигранты. Приехавшие позже, не занявшие своё место в сложной социальной системе мегаполисов, готовые работать за гроши и уже поэтому объективно выдавливающие с трудового рынка местных. И вот у этой группы в существующей системе нет перспектив — в этом она совершенно точно сходится с «креативным классом» мегаполисов. Однако никакой классовой солидарности между этими социальными аутсайдерами быть не может — между ними слишком велики и практически непреодолимы культурные различия.
«Чужаки» второй группы не ассимилируемы и недоговороспособны. Им нет иного места, кроме жестко определенного низа социальной лестницы. И не будет в существующем устройстве. Именно это делает эту группу опасной для стабильности страны и государства, а полная культурная и ментальная несовместимость с коренной популяцией неизбежно накапливает агрессию, направленную как на неё, так и из неё.
Внутри этой группы есть один объединяющий её признак — ислам. Основная часть «этночужаков» - выходцы из исламских регионов и стран. В значительной степени малограмотные, плохообразованные, с накапливающимся раздражением и ненавистью к местным жителям и власти. Положение пока спасает ротация этой группы — немалая часть людей приезжает на заработки, работает, уезжает. Затем возвращается вновь. Недовольство купируется определенным сбросом негатива вне мегаполисов. Тем не менее, как раз эта группа и является предметом интереса исламистов-радикалов.
Если отвлечься от демонизации исламских радикальных идей, то определенная здравая идея в них присутствует. Идея социального равенства и справедливости, возврата к изначальным ценностям, очищение от скверны бид'а (новшеств). Будь это идеология отшельнических общин в пустыне — возможно, они несли бы конструктивное начало. Более того - как раз эти идеи и стали идеологическим обоснованием для сборки целого государства — Саудовской Аравии, так что обвинять салафизм в неконструктивизме как минимум некорректно.
Проблема в том, что Россия — не Саудовская Аравия. И сторонники радикальных исламских идей сталкиваются с задачей внедрения себя в совершенно иные чуждые и враждебные им условия. Мало того — даже конфессионально близкие мусульмане иных мазхабов враждебны им ничуть не меньше — а во многом и гораздо сильнее. Внутривидовая борьба, как известно, всегда ожесточеннее межвидовой.
При этом для России угроза распространения радикальных исламистских идей не выглядит совсем уж фатальной. В традиционных исламских регионах привносимые извне идеи исламского радикализма исторически нежизнеспособны — так как носят вненациональный характер. Сталкиваясь с жестким национализмом и идеями сепаратизма местных исламистов, вненациональные идеи неизбежно становятся аутсайдерами — и на примере Чечни можно сказать, что «ваххабизм» так и не сумел прижиться на её почве. Видимо, и в Поволжье угроза внешнего влияния радикальных идей слишком демонизирована — как и всё чуждое и непонятное. Местные элиты охотно используют угрозу радикального исламизма в борьбе с федеральной властью — однако при этом отдают себе отчёт в бесперспективности этих идей по сравнению с националистическими и местническими. И уже поэтому относятся к ним без истерики и ужаса, понимая, что в силах справиться с наиболее неприемлемыми их проявлениями.
Единственная группа, распространение идей радикального ислама в которой выглядит угрожающей — это как раз этночужаки мегаполисов. Как раз для них национальные различия имеют меньшее значение (хотя оно существует и весьма велико), чем объединяющий признак единой веры. Во всяком случае, в столкновениях между собой национальный признак превалирует — и мы видим массовые драки узбеков и киргизов в Москве, однако в противостоянии с коренным населением национальные различия уходят на второй план.
Пока угроза со стороны этой группы невелика — однако продолжение кризиса вызывает выдавливание с рынка труда местных и увеличение конфронтации между этими двумя группами социальных аутсайдеров. Ожесточение будет только нарастать — и в этом случае сплоченность этночужаков вокруг объединяющих радикальных идей может оказаться решающим фактором для взрыва.
В этой среде активно и успешно работают запрещенные экстремистские организации. Пока реализуется лишь фаза структуризации и вербовки сторонников. Однако тревожные факты периодических арестов активных сторонников этих организаций, вооруженных не только экстремистской литературой, но и вполне вещественным оружием, становятся всё более привычным явлением.
Вторая по значимости протестная фокус-группа мегаполисов — это, безусловно, некоренная популяция. Не просто «понаехавшие» жители провинции — а самые что ни на есть настоящие чужаки.
Причины их появления различны, но в целом их можно определить как две основные. В процессе перераспределения власти и собственности начала 90 этнические группы, как наиболее сплоченные и обладающие жесткой структурой традиционных связей и отношений, рекрутировали из родных мест «пехоту» для захвата наиболее лакомых мест и кусков оставшейся безхозной собственности. В результате криминальных войн 90 годов они сумели отвоевать свое место под солнцем — и стали составной частью действительности мегаполисов. Этнически состав крупнейших городов страны существенно изменился.При этом в руки и под контроль «чужаков» перешли целые сектора и отрасли экономики мегаполисов — от финансовых институтов до торговли, связи, транспорта, строительства. Неизбежно эта группа вошла во власть — и стала ее частью. Как раз сращивание этой части с властью и делает ее относительно безопасной для устойчивости страны — им есть что терять. Любая война, любое перераспределение власти опасно для них — приобрести можно немногое, потерять можно всё. Это не отменяет спорадически вспыхивающих межэтнических конфликтов в этой среде — но в целом это больше криминальная проблема, чем политическая и социальная.
Однако есть и вторая группа «чужаков» - трудовые мигранты. Приехавшие позже, не занявшие своё место в сложной социальной системе мегаполисов, готовые работать за гроши и уже поэтому объективно выдавливающие с трудового рынка местных. И вот у этой группы в существующей системе нет перспектив — в этом она совершенно точно сходится с «креативным классом» мегаполисов. Однако никакой классовой солидарности между этими социальными аутсайдерами быть не может — между ними слишком велики и практически непреодолимы культурные различия.
«Чужаки» второй группы не ассимилируемы и недоговороспособны. Им нет иного места, кроме жестко определенного низа социальной лестницы. И не будет в существующем устройстве. Именно это делает эту группу опасной для стабильности страны и государства, а полная культурная и ментальная несовместимость с коренной популяцией неизбежно накапливает агрессию, направленную как на неё, так и из неё.
Внутри этой группы есть один объединяющий её признак — ислам. Основная часть «этночужаков» - выходцы из исламских регионов и стран. В значительной степени малограмотные, плохообразованные, с накапливающимся раздражением и ненавистью к местным жителям и власти. Положение пока спасает ротация этой группы — немалая часть людей приезжает на заработки, работает, уезжает. Затем возвращается вновь. Недовольство купируется определенным сбросом негатива вне мегаполисов. Тем не менее, как раз эта группа и является предметом интереса исламистов-радикалов.
Если отвлечься от демонизации исламских радикальных идей, то определенная здравая идея в них присутствует. Идея социального равенства и справедливости, возврата к изначальным ценностям, очищение от скверны бид'а (новшеств). Будь это идеология отшельнических общин в пустыне — возможно, они несли бы конструктивное начало. Более того - как раз эти идеи и стали идеологическим обоснованием для сборки целого государства — Саудовской Аравии, так что обвинять салафизм в неконструктивизме как минимум некорректно.
Проблема в том, что Россия — не Саудовская Аравия. И сторонники радикальных исламских идей сталкиваются с задачей внедрения себя в совершенно иные чуждые и враждебные им условия. Мало того — даже конфессионально близкие мусульмане иных мазхабов враждебны им ничуть не меньше — а во многом и гораздо сильнее. Внутривидовая борьба, как известно, всегда ожесточеннее межвидовой.
При этом для России угроза распространения радикальных исламистских идей не выглядит совсем уж фатальной. В традиционных исламских регионах привносимые извне идеи исламского радикализма исторически нежизнеспособны — так как носят вненациональный характер. Сталкиваясь с жестким национализмом и идеями сепаратизма местных исламистов, вненациональные идеи неизбежно становятся аутсайдерами — и на примере Чечни можно сказать, что «ваххабизм» так и не сумел прижиться на её почве. Видимо, и в Поволжье угроза внешнего влияния радикальных идей слишком демонизирована — как и всё чуждое и непонятное. Местные элиты охотно используют угрозу радикального исламизма в борьбе с федеральной властью — однако при этом отдают себе отчёт в бесперспективности этих идей по сравнению с националистическими и местническими. И уже поэтому относятся к ним без истерики и ужаса, понимая, что в силах справиться с наиболее неприемлемыми их проявлениями.
Единственная группа, распространение идей радикального ислама в которой выглядит угрожающей — это как раз этночужаки мегаполисов. Как раз для них национальные различия имеют меньшее значение (хотя оно существует и весьма велико), чем объединяющий признак единой веры. Во всяком случае, в столкновениях между собой национальный признак превалирует — и мы видим массовые драки узбеков и киргизов в Москве, однако в противостоянии с коренным населением национальные различия уходят на второй план.
Пока угроза со стороны этой группы невелика — однако продолжение кризиса вызывает выдавливание с рынка труда местных и увеличение конфронтации между этими двумя группами социальных аутсайдеров. Ожесточение будет только нарастать — и в этом случае сплоченность этночужаков вокруг объединяющих радикальных идей может оказаться решающим фактором для взрыва.
В этой среде активно и успешно работают запрещенные экстремистские организации. Пока реализуется лишь фаза структуризации и вербовки сторонников. Однако тревожные факты периодических арестов активных сторонников этих организаций, вооруженных не только экстремистской литературой, но и вполне вещественным оружием, становятся всё более привычным явлением.
